#теория
#интересное
#лайфхаки
#мнения
#истории
#подкасты
#спецпроекты
27.09.2021
Остановка «Старорусский язык»
Полина Меньшова
Новый этап экскурсии по по прошлому русского языка — путешествие в Москву. Не из Петербурга, как у Радищева, — из Киева. Переезжаем вслед за русским литературным языком, наблюдаем, как он становится всё более «деловым», и узнаём, что делать, если нужно внешне состариться, а Snapchat со специальным фильтром ещё не изобрели.

Машина времени едет по лингвистическому таймлайну, в окнах — живые картинки из учебников истории: кони, люди, все дела. Межэпохальный автобус начинает подпрыгивать. Мы не знаем, есть ли в вашем воображении экскурсовод, но если есть, вы, вероятно, спрашиваете его, что происходит. «Проезжаем XII век, — отвечает он. — Там ближе к концу феодальная раздробленность началась».

Мы едем в Москву, потому что Киевское княжество, где мы были до этого, постепенно пришло в упадок, а сам Киев перестал быть экономическим центром всей восточнославянской территории. Он превратился в небольшое удельное княжество, каких наряду с ним появилось ещё несколько.

Эти княжества были обособлены друг от друга, и из-за этого усиливались территориальные диалектные различия в русском языке. Больше всех это замечал «деловой язык», поскольку книжно-славянский — язык строгой нормы, который использовали только для священных текстов, — оставался неизменным. Народно-литературный тип языка был тесно связан с живой народной речью и устным поэтическим творчеством. Там территориальные различия тоже были хорошо видны.

В период феодальной раздробленности «деловой» и народно-литературный типы языка начинают сближаться. Этот процесс будет одним из основных ещё несколько столетий, по которым мы обязательно проедем позже.

(Велико)русский

Пока мы сетуем о том, что «автобус времени» нещадно трясёт, а княжества «перегруппировываются», где-то рядом, на территории бывшего Киевского государства, из единой древнерусской — или древневосточнославянской — народности начинают складываться три самостоятельные: (велико)русская, украинская и белорусская.

Русская (великорусская) народность образуется в северо-восточной Руси, где укрепляются и развиваются Владимирское, Ростовское, Суздальское и — позднее — Московское княжества. Москва становится столицей Русского государства. В пределах этого города в XIV–XVII веках складывается и развиваются русская народность и её язык, который также называют старорусским.
Новый этап экскурсии по по прошлому русского языка — путешествие в Москву. Не из Петербурга, как у Радищева, — из Киева. Переезжаем вслед за русским литературным языком, наблюдаем, как он становится всё более «деловым», и узнаём, что делать, если нужно внешне состариться, а Snapchat со специальным фильтром ещё не изобрели.

Машина времени едет по лингвистическому таймлайну, в окнах — живые картинки из учебников истории: кони, люди, все дела. Межэпохальный автобус начинает подпрыгивать. Мы не знаем, есть ли в вашем воображении экскурсовод, но если есть, вы, вероятно, спрашиваете его, что происходит. «Проезжаем XII век, — отвечает он. — Там ближе к концу феодальная раздробленность началась».

Мы едем в Москву, потому что Киевское княжество, где мы были до этого, постепенно пришло в упадок, а сам Киев перестал быть экономическим центром всей восточнославянской территории. Он превратился в небольшое удельное княжество, каких наряду с ним появилось ещё несколько.

Эти княжества были обособлены друг от друга, и из-за этого усиливались территориальные диалектные различия в русском языке. Больше всех это замечал «деловой язык», поскольку книжно-славянский — язык строгой нормы, который использовали только для священных текстов, — оставался неизменным. Народно-литературный тип языка был тесно связан с живой народной речью и устным поэтическим творчеством. Там территориальные различия тоже были хорошо видны.

В период феодальной раздробленности «деловой» и народно-литературный типы языка начинают сближаться. Этот процесс будет одним из основных ещё несколько столетий, по которым мы обязательно проедем позже.

(Велико)русский

Пока мы сетуем о том, что «автобус времени» нещадно трясёт, а княжества «перегруппировываются», где-то рядом, на территории бывшего Киевского государства, из единой древнерусской — или древневосточнославянской — народности начинают складываться три самостоятельные: (велико)русская, украинская и белорусская.

Русская (великорусская) народность образуется в северо-восточной Руси, где укрепляются и развиваются Владимирское, Ростовское, Суздальское и — позднее — Московское княжества. Москва становится столицей Русского государства. В пределах этого города в XIV–XVII веках складывается и развиваются русская народность и её язык, который также называют старорусским.
Кадр из фильма «Хроники Нарнии: Лев, колдунья и волшебный шкаф». Режиссер Эндрю Адамсон. 2005 год. © The Walt Disney Company Walden Media
Вы наконец-то выходите в Москве. Видите белокаменный кремль и не слышите аканья. Говор столицы — северный по происхождению, поэтому и общий язык русской народности образуется на севернорусской основе. При этом в московском варианте языка утрачиваются наиболее резкие, далёкие от общих норм черты севернорусских диалектов — например, цоканье.

Знаменитое аканье появится в Москве только к XVII веку. Причина: примерно за сто лет до этого вокруг неё в единое государство объединятся многие русские княжества. Некоторые из них — как раз «естественная среда» южнорусских говоров, для которых аканье как раз характерно.

Так формируется среднерусское (средневеликорусское) наречие, которое становится основой народно-литературного языка. Важную роль играют и традиции книжно-славянского языка Киевской Руси. Этот тип языка в период феодальной раздробленности сохранился во всех своих существенных особенностях, как «учитель в своём ученике», продолжился в северо-восточной Руси, а затем — в литературном языке Московского государства.

В конце XVI века в Москве книги начинают печатать, а не писать и переписывать. Это помогает вырабатываться единообразному правописанию и усиливает объединяющую роль литературного языка по отношению к территориальным диалектам. Кроме того, благодаря книгам, он распространяется по всей территории государства и среди всех грамотных людей.

Русь Московская и «деловой язык»

Централизованное Русское государство быстро развивается экономически и политически. Вместе с ним развивается «деловой язык», который используют в государственной переписке, судопроизводстве, торговле, боярском и церковном хозяйстве и юридической практике.

Первоначально «деловой язык» Москвы мало отличался от киевского. Он тоже основывался на народной речи, практически обходился без старославянских элементов, отличался простыми синтаксическими конструкциями, избегал метафоричности и образности, слабо взаимодействовал с литературным языком. А ещё в обоих «деловых» было много терминологии: государственно-административной, судебной, торговой, сельскохозяйственной и так далее.

В Белозёрской губной грамоте Ивана IV (1539 год) есть термины, которые обозначали виды имущества:

Тех бы разбойников подворья (дома с надворными постройками), животы (имущество) и статкы (наследство) отдавали бы естя тем людям, которых те разбойники разбивали.

Примеры административной терминологии:
Вы наконец-то выходите в Москве. Видите белокаменный кремль и не слышите аканья. Говор столицы — северный по происхождению, поэтому и общий язык русской народности образуется на севернорусской основе. При этом в московском варианте языка утрачиваются наиболее резкие, далёкие от общих норм черты севернорусских диалектов — например, цоканье.

Знаменитое аканье появится в Москве только к XVII веку. Причина: примерно за сто лет до этого вокруг неё в единое государство объединятся многие русские княжества. Некоторые из них — как раз «естественная среда» южнорусских говоров, для которых аканье как раз характерно.

Так формируется среднерусское (средневеликорусское) наречие, которое становится основой народно-литературного языка. Важную роль играют и традиции книжно-славянского языка Киевской Руси. Этот тип языка в период феодальной раздробленности сохранился во всех своих существенных особенностях, как «учитель в своём ученике», продолжился в северо-восточной Руси, а затем — в литературном языке Московского государства.

В конце XVI века в Москве книги начинают печатать, а не писать и переписывать. Это помогает вырабатываться единообразному правописанию и усиливает объединяющую роль литературного языка по отношению к территориальным диалектам. Кроме того, благодаря книгам, он распространяется по всей территории государства и среди всех грамотных людей.

Русь Московская и «деловой язык»

Централизованное Русское государство быстро развивается экономически и политически. Вместе с ним развивается «деловой язык», который используют в государственной переписке, судопроизводстве, торговле, боярском и церковном хозяйстве и юридической практике.

Первоначально «деловой язык» Москвы мало отличался от киевского. Он тоже основывался на народной речи, практически обходился без старославянских элементов, отличался простыми синтаксическими конструкциями, избегал метафоричности и образности, слабо взаимодействовал с литературным языком. А ещё в обоих «деловых» было много терминологии: государственно-административной, судебной, торговой, сельскохозяйственной и так далее.

В Белозёрской губной грамоте Ивана IV (1539 год) есть термины, которые обозначали виды имущества:

Тех бы разбойников подворья (дома с надворными постройками), животы (имущество) и статкы (наследство) отдавали бы естя тем людям, которых те разбойники разбивали.

Примеры административной терминологии:
  • воевода (губернатор),
  • осадная голова (комендант города во время осады неприятелем),
  • дьяк, подьячий (ответственные чиновники),
  • пристав (надсмотрщик),
  • биричь (глашатай),
  • губная изба (губа — уезд).
  • воевода (губернатор),
  • осадная голова (комендант города во время осады неприятелем),
  • дьяк, подьячий (ответственные чиновники),
  • пристав (надсмотрщик),
  • биричь (глашатай),
  • губная изба (губа — уезд).
В лексике «деловой письменности» немало заимствованных слов. Прежде всего тюркизмов: они приходили, в основном, через устную речь, когда русские непосредственно общались с татарами. Приличная часть тюркизмов — бытовая лексика: башмак, зипун, колпак, каблук. Хотя есть и административная: караул, казна, деньги, таможня, ярлык (грамота на княжение).

Постепенно в «деловой письменности», особенно в международных договорах, появляются заимствования из западноевропейских языков и латыни: гофмистр, рыцер, дохтор.

Народ и книжки

В конце XIV века турки захватили южнославянские страны Болгарию и Сербию, а в 1453 году — Константинополь, центр христианской православной церкви. Многие южнославянские и греческие учёные, знатоки письменности и богословия, покинули родину и переехали в Москву.

В столице начали редактировать церковные книги, чтобы привести их в первоначальный вид, сделать максимально похожими на греческие оригиналы и сблизить русскую письменность с южнославянской. Это получилось, только русскую орфографию насильно архаизировали — состарили, как человека с помощью фильтра в Snapchat.

В алфавит возвращается уже утраченная буква ѫ (юс большой). После гласных перестают писать йот: добрая, копия, всея Руси превращаются в добраа, копиа, всеа Руси. Ещё одна старославянская «морщинка» — редуцированные после плавных, где в русском языке редуцированные плавным предшествовали. На замену вариантам пълкъ и вьрхъ приходят архаичные плъкъ, врьхъ. По сербскому образцу на конце всех слов с согласными на конце пишут ь: умь, соколовь вместо умъ, соколовъ.

Употребляются преимущественно старославянские варианты слов, например с неполногласием, сочетаниями жд и шт (щ). Очень часто можно встретить сложные слова: доброутешен, красносмотрителен, языковредный. В области стилистики культивируется торжественное «извитие (плетение) словес», часто используются метафоры и другие сложные средства выразительности.

Вот как выглядит состаренный, «морщинистый» текст времён Московского государства:

Дмитрий Иванович «от вышняго промысла правление приим роду человечю, всяко смятение мирское исправлааше, высокопаривый орел, огнь попаляа нечестие, баня мьящимся от скверны, гумно чистоте, ветр плевелы развеваа, стена нерушима, зломыслящим сеть, степень непоколебима, зерцало житиа, с богом все творя и по безе побораа, высокий ум, смиренный смысл, ветром тишина, пучина, разума.

«Второе южнославянское влияние» распространяется и развивается в книжнославянском типе русского литературного языка, который тесно связан с церковной литературой. Народно-литературный тип фиксирует, как меняется структура живого общенародного языка. Если бы он вёл записную книжку, там был бы такой перечень:
В лексике «деловой письменности» немало заимствованных слов. Прежде всего тюркизмов: они приходили, в основном, через устную речь, когда русские непосредственно общались с татарами. Приличная часть тюркизмов — бытовая лексика: башмак, зипун, колпак, каблук. Хотя есть и административная: караул, казна, деньги, таможня, ярлык (грамота на княжение).

Постепенно в «деловой письменности», особенно в международных договорах, появляются заимствования из западноевропейских языков и латыни: гофмистр, рыцер, дохтор.

Народ и книжки

В конце XIV века турки захватили южнославянские страны Болгарию и Сербию, а в 1453 году — Константинополь, центр христианской православной церкви. Многие южнославянские и греческие учёные, знатоки письменности и богословия, покинули родину и переехали в Москву.

В столице начали редактировать церковные книги, чтобы привести их в первоначальный вид, сделать максимально похожими на греческие оригиналы и сблизить русскую письменность с южнославянской. Это получилось, только русскую орфографию насильно архаизировали — состарили, как человека с помощью фильтра в Snapchat.

В алфавит возвращается уже утраченная буква ѫ (юс большой). После гласных перестают писать йот: добрая, копия, всея Руси превращаются в добраа, копиа, всеа Руси. Ещё одна старославянская «морщинка» — редуцированные после плавных, где в русском языке редуцированные плавным предшествовали. На замену вариантам пълкъ и вьрхъ приходят архаичные плъкъ, врьхъ. По сербскому образцу на конце всех слов с согласными на конце пишут ь: умь, соколовь вместо умъ, соколовъ.

Употребляются преимущественно старославянские варианты слов, например с неполногласием, сочетаниями жд и шт (щ). Очень часто можно встретить сложные слова: доброутешен, красносмотрителен, языковредный. В области стилистики культивируется торжественное «извитие (плетение) словес», часто используются метафоры и другие сложные средства выразительности.

Вот как выглядит состаренный, «морщинистый» текст времён Московского государства:

Дмитрий Иванович «от вышняго промысла правление приим роду человечю, всяко смятение мирское исправлааше, высокопаривый орел, огнь попаляа нечестие, баня мьящимся от скверны, гумно чистоте, ветр плевелы развеваа, стена нерушима, зломыслящим сеть, степень непоколебима, зерцало житиа, с богом все творя и по безе побораа, высокий ум, смиренный смысл, ветром тишина, пучина, разума.

«Второе южнославянское влияние» распространяется и развивается в книжнославянском типе русского литературного языка, который тесно связан с церковной литературой. Народно-литературный тип фиксирует, как меняется структура живого общенародного языка. Если бы он вёл записную книжку, там был бы такой перечень:
  • 1
    Утратилось двойственное число, звательная форма, склонения кратких прилагательных.
  • 2
    Многое изменилось в системе существительных, когда разные типы склонения начали влиять друг на друга.
  • 3
    «Выровнялись» основы на задненёбные: [ к'], [г'], [х'] стали нормой.
  • 4
    Изменилась система спряжений: пропал аорист, имперфект и плюсквамперфект, развились категории совершенности и несовершенности.
  • 5
    Появились подчинительные связи в сложных предложениях.
  • 6
    Вместо союза яко стали использовать что, вместо иже — который, вместо аще и оже — если.
  • 1
    Утратилось двойственное число, звательная форма, склонения кратких прилагательных.
  • 2
    Многое изменилось в системе существительных, когда разные типы склонения начали влиять друг на друга.
  • 3
    «Выровнялись» основы на задненёбные: [ к'], [г'], [х'] стали нормой.
  • 4
    Изменилась система спряжений: пропал аорист, имперфект и плюсквамперфект, развились категории совершенности и несовершенности.
  • 5
    Появились подчинительные связи в сложных предложениях.
  • 6
    Вместо союза яко стали использовать что, вместо иже — который, вместо аще и оже — если.
В том числе по этим признакам народно-литературный тип языка противопоставляется книжнославянскому, где всё ровно наоборот. При этом во времена Киевской Руси многие книжнославянские черты были общими для двух типов.

Книжнославянский выходит за рамки церковно-религиозной литературы и распространяется на значительную часть художественной, исторической и публицистической литературы. Даже бытовые сюжеты зачастую излагают подчёркнуто славянизированным языком. Народно-литературный тип языка при этом вытесняется из пределов художественных и исторических жанров письменности. Он укрепляется в жанрах, близких к «деловой письменности».

В «Хожении за три моря» Афанасия Никитина живые русские формы, специфическая русская лексика и фразеология преобладают над соответствующими старославянскими, хотя в тексте можно встретить и слова с неполногласием, и аорист, и формы а-ля в доспесех. По мнению Горшкова, так в тексте отразилось то, что грамоте раньше учились по церковным книгам.

Кроме того, в тексте много слов и оборотов, характерных для «делового языка»:

А поехали к Ширванше во Коитул, и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловал чем доити до Руси; и он нам не дал ничего, ано нас много, и мы заплакав да разошлися кои куды; у кого что есть на Руси, и тот пошел на Русь, а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли...

Автор «Сказания о псковском взятии», которое появилось в начале XVI века, явно стремится выражаться книжным, литературно украшенным, славянизированным языком. В тексте постоянно встречаются слова в старославянской огласовке, формы аориста и имперфекта, прибегает к метафорам и сравнениям, риторическим вопросам и другим стилистическим приёмам книжно-славянского типа языка:

О славнейший граде Пскове великий! почто бо сетуеши и плачеши? и отвеща прекрасный град Псков: како ми не сетовати, како ми не плакатии не скорбети своего опустения? прилетел бо на мя многокрыльный орел, исполнь крыле львовых ногтей, и взят от мене три кедра Ливанова; и красоту мою, и богачество, и чада мои восхити.

В то же время в памятнике много слов в типично русской огласовке: хотим, отвечать, пригород, волость, полон, молодшие люди. Есть характерные для разговорной речи и фольклора выражения: от мала и до велика, вы бы есте две воли мои изволии; а псковичи туто горько заплакали.

Книжно-славянские и народно-русские элементы часто сочетаются стихийно: Аще не поедут посадники изо Пскова..., ино будет вся земля виновата; А псковичи туто горько заплакали. Како ли зеницы не упали со слезами вкупе? како ли не урвалося сердце из корени? Но в целом в «Сказании» языковые средства подбираются по определённой системе, отмечает А. И. Горшков:
В том числе по этим признакам народно-литературный тип языка противопоставляется книжнославянскому, где всё ровно наоборот. При этом во времена Киевской Руси многие книжнославянские черты были общими для двух типов.

Книжнославянский выходит за рамки церковно-религиозной литературы и распространяется на значительную часть художественной, исторической и публицистической литературы. Даже бытовые сюжеты зачастую излагают подчёркнуто славянизированным языком. Народно-литературный тип языка при этом вытесняется из пределов художественных и исторических жанров письменности. Он укрепляется в жанрах, близких к «деловой письменности».

В «Хожении за три моря» Афанасия Никитина живые русские формы, специфическая русская лексика и фразеология преобладают над соответствующими старославянскими, хотя в тексте можно встретить и слова с неполногласием, и аорист, и формы а-ля в доспесех. По мнению Горшкова, так в тексте отразилось то, что грамоте раньше учились по церковным книгам.

Кроме того, в тексте много слов и оборотов, характерных для «делового языка»:

А поехали к Ширванше во Коитул, и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловал чем доити до Руси; и он нам не дал ничего, ано нас много, и мы заплакав да разошлися кои куды; у кого что есть на Руси, и тот пошел на Русь, а кой должен, а тот пошел куды его очи понесли...

Автор «Сказания о псковском взятии», которое появилось в начале XVI века, явно стремится выражаться книжным, литературно украшенным, славянизированным языком. В тексте постоянно встречаются слова в старославянской огласовке, формы аориста и имперфекта, прибегает к метафорам и сравнениям, риторическим вопросам и другим стилистическим приёмам книжно-славянского типа языка:

О славнейший граде Пскове великий! почто бо сетуеши и плачеши? и отвеща прекрасный град Псков: како ми не сетовати, како ми не плакатии не скорбети своего опустения? прилетел бо на мя многокрыльный орел, исполнь крыле львовых ногтей, и взят от мене три кедра Ливанова; и красоту мою, и богачество, и чада мои восхити.

В то же время в памятнике много слов в типично русской огласовке: хотим, отвечать, пригород, волость, полон, молодшие люди. Есть характерные для разговорной речи и фольклора выражения: от мала и до велика, вы бы есте две воли мои изволии; а псковичи туто горько заплакали.

Книжно-славянские и народно-русские элементы часто сочетаются стихийно: Аще не поедут посадники изо Пскова..., ино будет вся земля виновата; А псковичи туто горько заплакали. Како ли зеницы не упали со слезами вкупе? како ли не урвалося сердце из корени? Но в целом в «Сказании» языковые средства подбираются по определённой системе, отмечает А. И. Горшков:
«Там, где автор даёт оценку событий, эмоционально окрашенную в скорбно-торжественные тона, он тяготеет к книжно-славянское манере выражения, а там, где излагает сами события, тяготеет к манере народно-литературной».
Главное отличие языка «Сказания» от языка, например, «Слова о полку Игореве» в том, что если в языке «Слова» взаимодействуют старославянские и русские элементы в системе народно-литературного языка, то в языке «Сказания» «сотрудничают» два самостоятельных типа русского литературного языка — книжнославянский и народно-литературный.

К концу XV - началу XVI века живое взаимодействие между старославянским и русским языком становится невозможным. Первый в это время уже не воспринимают как «живой» язык, но многие его элементы прочно входят в систему книжно-славянского типа русского литературного языка.

Народно-литературный тип русского языка отражает значительные изменения в грамматическом строе, словарном составе и звуковой системе живой русской речи, а книжно-славянский тип, наоборот, подвергается существенной архаизации. В это время народно-литературный тип языка оказывается близким по структуре к «деловому языку», и они начинают взаимодействовать всё сильнее.

Это в полной мере оценит язык русской нации, который живёт совсем недалеко — буквально в веке от этой остановки. Полчаса, чтобы погулять по эклектичному старорусскому и запомнить пару сувениров, — и продолжаем экскурсию.
Главное отличие языка «Сказания» от языка, например, «Слова о полку Игореве» в том, что если в языке «Слова» взаимодействуют старославянские и русские элементы в системе народно-литературного языка, то в языке «Сказания» «сотрудничают» два самостоятельных типа русского литературного языка — книжнославянский и народно-литературный.

К концу XV - началу XVI века живое взаимодействие между старославянским и русским языком становится невозможным. Первый в это время уже не воспринимают как «живой» язык, но многие его элементы прочно входят в систему книжно-славянского типа русского литературного языка.

Народно-литературный тип русского языка отражает значительные изменения в грамматическом строе, словарном составе и звуковой системе живой русской речи, а книжно-славянский тип, наоборот, подвергается существенной архаизации. В это время народно-литературный тип языка оказывается близким по структуре к «деловому языку», и они начинают взаимодействовать всё сильнее.

Это в полной мере оценит язык русской нации, который живёт совсем недалеко — буквально в веке от этой остановки. Полчаса, чтобы погулять по эклектичному старорусскому и запомнить пару сувениров, — и продолжаем экскурсию.