#подкасты
#истории
#мнения
#спецпроекты
#теория
#лайфхаки
#интересное
Варя Сильвестрова, Маша Ергалиева
29.09.2025
«Мы не можем законсервироваться в золотом веке русской литературы и жить там»: Мария Ровинская
Лингвист, член Орфографической комиссии Российской академии наук Мария Ровинская рассказывает, как вопросы детей меняют русский язык, почему нужно пользоваться гаджетами на уроках и зачем учёному-лингвисту работать в школе.

Лингвистика по случайности

Я не знала, куда иду, когда поступала на отделение теоретической и прикладной лингвистики в Московский государственный университет. Поступила туда случайно, просто по набору предметов, которые надо было сдавать. Он мне показался оптимальным. А когда уже стала студенткой, пришла на вводную лекцию, которую читал заведующий отделением — Александр Евгеньевич Кибрик. Он рассказал нам (нас было всего 25 человек на курсе, это было маленькое отделение), чем мы будем заниматься, что такое лингвистика, насколько это интересно, сколько есть не то что белых пятен, а целых неизученных полей в этой области.

И на этой лекции я ощутила тот самый щелчок с осознанием, что я в нужном месте, что этим я хочу заниматься всю жизнь. Это огромное счастье — найти своё дело. Поэтому, когда я работаю, я не устаю. Можно сказать, что провидение, если мы в него верим, привело меня ровно за ту парту.

Лингвистика — сравнительно молодая наука. И занимается она изучением языка как естественной системы. У него, как у некоторой сущности, есть очень интересные и разнообразные свойства, и каждый язык сам по себе тоже интересен. Мы изучаем закономерности, динамику изменений, их связь с другими процессами. Например, социолингвистика рассматривает, как в языке отражаются процессы, происходящие в обществе.
Лингвист, член Орфографической комиссии Российской академии наук Мария Ровинская рассказывает, как вопросы детей меняют русский язык, почему нужно пользоваться гаджетами на уроках и зачем учёному-лингвисту работать в школе.

Лингвистика по случайности

Я не знала, куда иду, когда поступала на отделение теоретической и прикладной лингвистики в Московский государственный университет. Поступила туда случайно, просто по набору предметов, которые надо было сдавать. Он мне показался оптимальным. А когда уже стала студенткой, пришла на вводную лекцию, которую читал заведующий отделением — Александр Евгеньевич Кибрик. Он рассказал нам (нас было всего 25 человек на курсе, это было маленькое отделение), чем мы будем заниматься, что такое лингвистика, насколько это интересно, сколько есть не то что белых пятен, а целых неизученных полей в этой области.

И на этой лекции я ощутила тот самый щелчок с осознанием, что я в нужном месте, что этим я хочу заниматься всю жизнь. Это огромное счастье — найти своё дело. Поэтому, когда я работаю, я не устаю. Можно сказать, что провидение, если мы в него верим, привело меня ровно за ту парту.

Лингвистика — сравнительно молодая наука. И занимается она изучением языка как естественной системы. У него, как у некоторой сущности, есть очень интересные и разнообразные свойства, и каждый язык сам по себе тоже интересен. Мы изучаем закономерности, динамику изменений, их связь с другими процессами. Например, социолингвистика рассматривает, как в языке отражаются процессы, происходящие в обществе.
Язык — самый интересный способ понять, как человек думает. А человеку ничто так не интересно, как сам человек. Человек всегда изучает себя в первую очередь.
Язык — самый интересный способ понять, как человек думает. А человеку ничто так не интересно, как сам человек. Человек всегда изучает себя в первую очередь.
Школа на всю жизнь

В школе я оказалась тоже абсолютно случайно. Преподавала в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) и училась там в аспирантуре. А коллега, которая работала в лицее при РГГУ, предложила мне попробовать себя в качестве учителя.

Честно говоря, если разные работы, которые были в моей жизни, попробовать как-то ранжировать, то учительская окажется лучшей из всех. Она мне нравится больше преподавания в вузе (извините, мои студенты!). И больше научной деятельности.

Настолько сильной мотивации к исследованию языка, какую даёт школа, у меня не было нигде. Дети задают такие вопросы, что потом полночи сидишь с книжками, разбираешься: а почему действительно так?

Вопросы неспециалистов самые классные. Это похоже на вдохновляющие истории, когда люди решают невозможные задачи, потому что не подозревают, что это невозможно. Например, в некоторых школьных учебниках указано, что во фразе Летом мы отдыхали на море слово летом — наречие, но в предложении Прошлым летом мы отдыхали на море — существительное. Но ведь это одно и то же слово, и дети спрашивают: «Почему?» И здорово, что они задают такие вопросы.

Подобные сюжеты рождали небольшие, но настоящие научные гипотезы. Или идеи, как можно что-то изменить в описании русского языка, — многое вдохновлено школой.


В школе я оказалась тоже абсолютно случайно. Преподавала в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) и училась там в аспирантуре. А коллега, которая работала в лицее при РГГУ, предложила мне попробовать себя в качестве учителя.

Честно говоря, если разные работы, которые были в моей жизни, попробовать как-то ранжировать, то учительская окажется лучшей из всех. Она мне нравится больше преподавания в вузе (извините, мои студенты!). И больше научной деятельности.

Настолько сильной мотивации к исследованию языка, какую даёт школа, у меня не было нигде. Дети задают такие вопросы, что потом полночи сидишь с книжками, разбираешься: а почему действительно так?

Вопросы неспециалистов самые классные. Это похоже на вдохновляющие истории, когда люди решают невозможные задачи, потому что не подозревают, что это невозможно. Например, в некоторых школьных учебниках указано, что во фразе Летом мы отдыхали на море слово летом — наречие, но в предложении Прошлым летом мы отдыхали на море — существительное. Но ведь это одно и то же слово, и дети спрашивают: «Почему?» И здорово, что они задают такие вопросы.

Подобные сюжеты рождали небольшие, но настоящие научные гипотезы. Или идеи, как можно что-то изменить в описании русского языка, — многое вдохновлено школой.

Мария Ровинская с учениками на последнем звонке в московской школе №1527

Я надеюсь, мои бывшие ученики помнят главный мой завет: надо думать про язык. Надо сохранить любознательность и уважение к языку, потому что язык — это вы. 

Вы можете не знать правил, можете делать ошибки — ради бога, я никого не репрессирую за это. Ошибайтесь! Но если вы хотите жить в этом мире хорошо, то без грамотной речи успех невозможен. Поскольку, повторюсь, у нас мир коммуникаций. Если вы коммуникативно неудачливы, то вряд ли произведёте хорошее впечатление на окружающих. Это как водить машину: вы можете не любить эту машину, но вы должны знать, как она устроена, и поехать на ней.

Школа и язык

С тем, что «теперича не то что давеча», то есть раньше было лучше, а сейчас плохо, я не могу согласиться вообще никак. Потому что у нас новое время, новые возможности, новая жизнь. Мы не можем законсервироваться в золотом веке русской литературы и жить там.

Я всегда говорю: если мы живём в текстах XIX века (а в учебниках по русскому языку больша́я часть примеров взята оттуда), если мы считаем, что тогда был идеальный мир, давайте его продолжим за пределы языка! Давайте посмотрим на карту Москвы XIX века, да вообще на карту мира XIX века!
Я надеюсь, мои бывшие ученики помнят главный мой завет: надо думать про язык. Надо сохранить любознательность и уважение к языку, потому что язык — это вы. 

Вы можете не знать правил, можете делать ошибки — ради бога, я никого не репрессирую за это. Ошибайтесь! Но если вы хотите жить в этом мире хорошо, то без грамотной речи успех невозможен. Поскольку, повторюсь, у нас мир коммуникаций. Если вы коммуникативно неудачливы, то вряд ли произведёте хорошее впечатление на окружающих. Это как водить машину: вы можете не любить эту машину, но вы должны знать, как она устроена, и поехать на ней.

Школа и язык

С тем, что «теперича не то что давеча», то есть раньше было лучше, а сейчас плохо, я не могу согласиться вообще никак. Потому что у нас новое время, новые возможности, новая жизнь. Мы не можем законсервироваться в золотом веке русской литературы и жить там.

Я всегда говорю: если мы живём в текстах XIX века (а в учебниках по русскому языку больша́я часть примеров взята оттуда), если мы считаем, что тогда был идеальный мир, давайте его продолжим за пределы языка! Давайте посмотрим на карту Москвы XIX века, да вообще на карту мира XIX века!
В телеграм-канале «Изборника» мы часто рассказываем о языке поколений. Вот, например, пост о зумерской «Курочке Рябе».
Не стоит зацикливаться только на старых текстах, можно и нужно рассматривать современные тоже. Например, у нас есть Национальный корпус русского языка (НКРЯ) — это модель языка, инструмент, который помогает нам изучать язык, понимать, как он устроен, что в нём есть, как язык функционирует. Это собрание текстов, реальных текстов с их характерными свойствами.

И корпус, конечно, можно внедрять в учебный процесс, вместе с учениками задавать себе вопросы и находить на них неожиданные ответы. Например, многие из них занимаются волонтёрством и могут по корпусу проследить, как употреблялось слово волонтёр в последние 100 или даже 200 лет. В текстах начала XIX века, когда была война 1812 года, волонтёром называли человека, который пошёл воевать. А к нашему времени это слово уже потеряло свое значение, связанное с войной и боевыми действиями, и означает добровольцев, которые участвуют в социальных и просветительских проектах.

Кроме того, раньше учитель, чтобы составить диктант, должен был вручную искать примеры в словарях и книгах, если не хочет снова использовать сборники готовых диктантов. А сейчас подобрать материал может помочь корпус, в котором есть разные тексты и предложения.

Не стоит зацикливаться только на старых текстах, можно и нужно рассматривать современные тоже. Например, у нас есть Национальный корпус русского языка (НКРЯ) — это модель языка, инструмент, который помогает нам изучать язык, понимать, как он устроен, что в нём есть, как язык функционирует. Это собрание текстов, реальных текстов с их характерными свойствами.

И корпус, конечно, можно внедрять в учебный процесс, вместе с учениками задавать себе вопросы и находить на них неожиданные ответы. Например, многие из них занимаются волонтёрством и могут по корпусу проследить, как употреблялось слово волонтёр в последние 100 или даже 200 лет. В текстах начала XIX века, когда была война 1812 года, волонтёром называли человека, который пошёл воевать. А к нашему времени это слово уже потеряло свое значение, связанное с войной и боевыми действиями, и означает добровольцев, которые участвуют в социальных и просветительских проектах.

Кроме того, раньше учитель, чтобы составить диктант, должен был вручную искать примеры в словарях и книгах, если не хочет снова использовать сборники готовых диктантов. А сейчас подобрать материал может помочь корпус, в котором есть разные тексты и предложения.

Мария Ровинская на съёмках программы «Мы — грамотеи!» телеканала «Россия-Культура»

Детские ошибки и новые нормы

Дети очень любят правила и хотят, чтобы они были выполнены. Мой любимый пример — глагол хотеть. Он, как мы учим в школе, разноспрягаемый, а основных спряжений у нас два.

Детские ошибки и новые нормы

Дети очень любят правила и хотят, чтобы они были выполнены. Мой любимый пример — глагол хотеть. Он, как мы учим в школе, разноспрягаемый, а основных спряжений у нас два.
Дети, осваивая систему языка, ошибаются в изменении этого глагола ровно двумя путями: они его делают либо глаголом первого спряжения, либо глаголом второго спряжения. То есть хочу, хочешь, хочет, хочем, хочете, хочут или наоборот — ты хотишь... Грубо говоря, либо первое спряжение, либо второе.
Дети, осваивая систему языка, ошибаются в изменении этого глагола ровно двумя путями: они его делают либо глаголом первого спряжения, либо глаголом второго спряжения. То есть хочу, хочешь, хочет, хочем, хочете, хочут или наоборот — ты хотишь... Грубо говоря, либо первое спряжение, либо второе.
Комментарий «Изборника»
Со спряжениями глаголов как с категорией, которую важно знать в практическом отношении прежде всего для верного написания окончаний, дети знакомятся в начальных классах школы. Когда они учатся говорить на русском языке в первые годы жизни, то усваивают классы глаголов — словоизменительные типы, которые определяются характером соотношения между основой прошедшего времени (хоте-л) и основой настоящего времени (хоч-ешь, хот-ят). Именно от класса глагола зависит образование форм наклонения, времени, лица.

Большинство глаголов относятся к продуктивным классам — многочисленным, таким, в которых постоянно образуются новые слова. Глагол хотеть — пример непродуктивного класса: слов с особым типом словоизменения, их мало или они и вовсе единичны. А поскольку ребёнок сначала осваивает систему языка и только потом запоминает «исключения», то глаголы непродуктивных классов он интуитивно относит к одному из знакомых ему продуктивных или непродуктивных, но более «правильных». Так и получается хочете, хочут (как прячете, прячут) или хотишь, хотит (как летишь, летит).
У ребёнка нет задачи ошибиться или испортить язык, у ребёнка есть задача научиться. Но важно помнить, что дети — это люди. А люди меняются, это нормально. Люди, которые не меняются, — странные люди. Или мёртвые.

Всегда важно помнить, что такое норма и как она возникает. Обычно мы ориентируемся на устную и письменную речь так называемых грамотных носителей языка — людей с хорошим образованием, которые читают книги, у которых разнообразная и интересная речь.

Когда именно мы можем «взять новое слово», изменить норму в словаре — очень сложный вопрос. Разные исследователи по-разному на него отвечают для себя. И именно поэтому у нас появляются разные словари.
У ребёнка нет задачи ошибиться или испортить язык, у ребёнка есть задача научиться. Но важно помнить, что дети — это люди. А люди меняются, это нормально. Люди, которые не меняются, — странные люди. Или мёртвые.

Всегда важно помнить, что такое норма и как она возникает. Обычно мы ориентируемся на устную и письменную речь так называемых грамотных носителей языка — людей с хорошим образованием, которые читают книги, у которых разнообразная и интересная речь.

Когда именно мы можем «взять новое слово», изменить норму в словаре — очень сложный вопрос. Разные исследователи по-разному на него отвечают для себя. И именно поэтому у нас появляются разные словари.